Читать книгу - "Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф"

Из четырех принятых летом 1762 года принципиальных решений, определивших в значительной степени германскую линию внешней политики нового правительства, первые два – отказ от территориальных завоеваний и подчинение династических интересов внешней политике Российской империи – сохранили свое значение до конца царствования Екатерины. Неофициальное ручательство России за внутригерманское равновесие имело растущую конъюнктуру, достигшую своей кульминации при заключении мира в Тешене в 1779 году. Однако, едва только эта концепция успела институционализироваться с точки зрения имперского и международного права, императрица и новое поколение ее политических советников как нарочно отказались от нее. А самым недолговечным оказалось решение о невступлении России во внешнеполитические альянсы.

Через несколько месяцев после переворота Екатерине пришлось узнать, что, действуя в одиночку, в условиях европейского равновесия ей не удастся удержать гегемонию России, оправданную интересами безопасности. Даже при отсутствии официального альянса Пруссия фактически начала благоприятствовать политике России уже с августа 1762 года, когда Екатерина вознамерилась осуществить свой план смены герцога Курляндского, действуя в традициях своих предшественниц, обращавшихся с этим леном Польши «как с обычным поместьем», по выражению биографа императрицы Бистера^[1034]. В самом деле, в апреле 1763 года Бирон, пользуясь военной поддержкой России, вновь стал правителем в Митаве, не встретив серьезного сопротивления со стороны прежних союзников Саксонии – Австрии и Франции^[1035].

Однако вскоре правительству в Петербурге стало ясно, что если в близлежащей Курляндии избранная Россией сдержанность относительно участия в альянсах еще позволяла действовать свободно, то в более важных для нее соседних точках – в Швеции и Польше – Россия рисковала потерпеть поражение в реализации своих интересов, определявшихся только политикой безопасности. Еще в 1758 году Австрия и Франция договорились выдвинуть на польский престол представителя Саксонской династии, а 2 августа 1762 года Екатерина сообщила своему бывшему фавориту Станиславу Понятовскому, что ее посланник Кайзерлинг постарается сделать королем его, а в случае неудачи – князя Адама Казимира из прорусского семейства Чарторыйских^[1036]. Одновременно и поначалу как будто независимо от этого, но на самом деле по совету Кайзерлинга Фридрих II предложил Екатерине свою поддержку в выдвижении собственного кандидата на престол, если только он не будет представителем династии Габсбургов. В феврале 1763 года, после заключения, без участия России, мира между Австрией и Пруссией в Губертусбурге, Фридрих вновь высказал свое предложение, на сей раз в официальной форме^[1037]. Напрасно канцлер Бестужев отстаивал в Петербурге кандидата из Саксонской династии, видя в его вступлении на польский престол последнюю возможность для сближения с Австрией. В том же месяце было окончательно решено продвигать Понятовского, из чего напрямую следовало принятое в октябре решение о соглашении с Пруссией и Англией с целью укрепить позиции этого кандидата на трон. Эти два решения, наряду с некоторыми внутриполитическими, способствовали долгосрочному укреплению позиций Панина и его придворной партии в самой сердцевине власти, несмотря на то что Екатерина никогда не выпускала штурвал из рук^[1038]. Государыня и ее консультанты не пускали на самотек ничего, тем более в Варшаве. Когда Кайзерлинг заболел, ему в помощь тут же был откомандирован князь Николай Васильевич Репнин, чтобы обеспечить выборы короля – подкупом одних и угрозами в адрес других. До этого Репнин служил посланником в Берлине и поэтому пользовался доверием Фридриха II, а будучи мужем племянницы Панина, обещал быть особенно лояльным проводником политики России в Польше^[1039].